Малолетние узники лагерей смерти…. Им, юным свидетелям страшных событий, пришлось, пожалуй, тяжелее всех, ведь этот груз памяти они несут всю жизнь. Они помнят все, будто это было вчера, и рассказывают нам, молодому поколению, чтобы ужасы войны не повторились вновь.
Вот что вспоминает Валентина КОВАЛЕНКО, 93-летняя жительница райцентра, уроженка Октябрьского района:
– До войны я проживала в Жуковичах Октябрьского района. После того как пришли немцы, мы прятались в лесу. Есть было нечего, голодали. Фашисты все отобрали, ничего не осталось. Летом щавель да ягоды ели. Моего отца и еще 5 человек из деревни, самых ученых, забрали в армию еще в первые дни войны. Из них ни один не вернулся.
Немцы пришли под осень, много сел и хуторов спалили. Был такой хутор Селище, в котором 94 человека сгорело. Меня с матерью и 4 братьями из леса забрали в это Селище тоже. Оттуда нас погнали в Октябрь, где разместили в уцелевшей хате. Много скопилось там людей. На следующий день погнали дальше – в деревню Рожанов. Там таких подростков, как я, поселили вместе на одну или две ночи в какой-то хате. Человек, наверно, 15. Родителей с нами не было. Мать и младшего брата Шурку посадили на воз и увезли, а нас оставили в Рожанове. Это был 44-й год. Мне уже 14 лет было.
Из Рожанова погнали нас в Лясковичи. В Лясковичах встретила маму с братом. Прожили там полтора месяца. Потом 27 человек согнали в одну хату. Таких, как я, по возрасту было 15 детей. С нами были еще два старика и женщины с малыми детьми. Остальных, более крепких и молодых людей, погнали в деревню Старые Дороги, которая располагалась за Октябрем, а оттуда их всех забрали в Германию.
В хате, в которой мы жили, были большие окна и нары в два этажа. Настоящая тюрьма. Через полтора месяца погнали нас обратно домой. Дошли так до Ломович. Но домой нас не пустили, а повели сперва до Грабье, а оттуда до Озарич. Шли долго, пешком. Детей маленьких да ослабленных людей в машину покидали. Битком забили эту машину. Почернели под ногами эти детки, один на одного падали. С нами мой брат Шурка шел, которому 5 лет всего было.
Привели нас в Озаричи. Там все в колючей проволоке и людей много-много. Сколько живу, столько людей не видела. И нас туда поселили. Вокруг все заминировано было. Хорошо, что мама не заболела, а то мы все умерли бы там. Она нас и спасла. С собой у нас подстилка была большая и подушка. Рядышком сосонник. Там мама наломала веток, на них уложила подушку, из палок и подстилки сделала укрытие. Как у нее только сил хватило? Помню, снег валит мокрый-мокрый. Она нас накроет подстилкой, а как снег нападает, отряхнет и обратно накроет. Так и сидим в кубле этом как воробьи.
У кого еды не было, подходили к машинам, с которых немцы хлеб бросали. При этом они один раз хлеб бросят, а на следующий – кирпич кинут. Питьевой воды негде было взять, кругом мертвые люди в воде лежали. Мой брат Шурка выпил этой воды – и у него кровавый понос пошел. После лагеря меня, маму и Шурку поместили в госпиталь в деревне Новоселки. Мы долго в том госпитале лечились от тифа.
Лидия МАСЛЮКОВА, жительница Буда-Кошелева, 92 года:
– В довоенные годы мы жили в Жлобине. Жили спокойно, мирно. Немцы появились в 1941-м. Потом была оккупация, страшно жили: ни спичек, ни соли, ничего.
В один из дней нас собрали у комендатуры, а потом погнали на станцию. Сгоняли всех подряд: стариков, детей, женщин – никого не делили. Потом погрузили в товарняк и повезли. По дороге ни хлеба, ни воды не давали.
Привезли на Пинские болота, в лагерь «Озаричи». Там люди костры жгли. В золе от костра я ноги грела. Там мы переночевали, а потом погнали нас еще в один лагерь. Шли дорогой через болото один за одним, цепочкой. В это время тут проезжали большие немецкие машины. Но куда они ехали, я не знала.
Во втором лагере сколько людей было, трудно было представить. Вижу, вроде бугорок снегом прикрытый, а оказалось, это умершие сидят. Это было в марте месяце.
Погнали нас оттуда в третий лагерь, из которого впоследствии и освободили наши солдаты. В этом лагере вода была в болотце. Мы вдвоем с мамой были. Сели на купень из мха, накрылись одеялом, которое взяли с собой. Воды можно было набрать, а еды не было. Я даже не знаю, как мы выжили.
Помню, примерно через день в лагерь приехала немецкая машина, и две женщины бросали с нее хлеб. Мне удалось поймать булочку немецкого хлеба, маленькую такую. Было ощущение, вроде бы жар-птицу поймала.
Две или три ночи ночевали мы в этом лагере. Спали на болоте, сидя, одетые, обутые. Проснулись, а проволока возле нас поваленная вся. И люди через нее стали переступать и уходить гуськом, один за одним из лагеря. Встретили по дороге двух наших разведчиков. Они показали, по какой дороге можно идти, ведь кругом все было заминировано.
Идем, а кругом деревни и дома сгоревшие. Вот сидит за трубой наш солдатик с винтовкой… неживой. А чуть дальше хоронят наших солдат в братской могиле.
В Озаричах разместили нас в здании школы на карантин. Спали на полу на соломе. Кормили наши солдаты. Потихоньку мы стали приходить в себя. А потом на поезде привезли нас сначала в Уваровичи, а потом в Буда-Кошелево. Здесь я заболела тифом: оказалось, что в лагере нам бросали зараженный хлеб.
Там мы пробыли с 8 по 19 марта 1944 года. Эти страшные дни до сих пор болью отзываются в моем сердце.
Мария ПИНЧУК, жительница
г.п. Уваровичи, уроженка Калинковичского района, 85 лет:
– Я помню, мы вышли из хаты, а людей уже целая колонна стояла. И всех в ту колонну сгоняли. По обе стороны нас охраняли солдаты с овчарками и гнали в лагерь уже. Кто не мог идти, тех били дубинками и стреляли. Кто ослабленный падал, они их прибивали.
Попали мы в Озаричи, в болото, за колючую проволоку. Там сидели на снегу, фашисты не давали огня палить. Сидели на хвойном лапнике. Это было где-то перед весной. Хорошо, что мороза сильного не было, а то бы мы все замерзли. Кроме меня и матери, в лагерь попали и бабка моя, и тетка, и двое моих младших братьев, и младшая сестра. Им было тогда года по три-четыре.
Я не знаю, что мы ели. Помню, что привезли один раз хлеб туда и кидали его на людей прямо с машины, как собакам. И бабушка схватила булочку хлеба. Больше я не помню, чтобы нас кормили. Пить тоже не давали, поэтому мы снег топили и пили эту воду. Люди там умирали от голода и холода. Говорили, что фашисты хотели людей тифом заразить, чтобы потом они заразили солдат своих.
Про освобождение из лагеря ничего не помню. Знаю только, что пришли наши солдаты, разрезали проволоку, разминировали стежку. Там же минами вокруг было все устлано. Разминировали и сказали людям, чтобы они шли след в след. Из наших в те дни выжили все.
Генеральная прокуратура продолжает расследование уголовного дела о геноциде белорусского народа в годы Великой Отечественной войны. Просьба ко всем гражданам района, в том числе к лицам, пострадавшим в оккупации во время войны, а также к родственникам пострадавших, обладающим какой-либо информацией о фактах насилия в отношении мирного населения со стороны нацистских преступников и их соучастников, о возможных неизвестных местах уничтожения населения в годы войны на территории Будакошелевщины, связываться с рабочей группой по тел. 7-69-03. Документы, материалы, заявления, иную информацию о действиях, совершенных немецкими оккупационными властями и их пособниками, бандформированиями по уничтожению гражданского населения Беларуси, иных фактах геноцида в исследуемый период времени также можно направлять в прокуратуру района по тел. 2-23-93, gmo-buda@prokuratura.gov.by.
СПРАВОЧНО:
В начале марта 1944 года на оккупированной территории, в непосредственной близости от линии фронта, неподалеку от деревень Озаричи, Дерть и Подосинник, оккупанты создали три лагеря смерти. В них под видом эвакуации были доставлены более 50 тыс. человек из Гомельской, Могилевской, Полесской областей Беларуси, а также Смоленской и Орловской областей России. Эти три лагеря получили название озаричских лагерей смерти.
В лагеря свозили больных сыпным тифом и другими инфекциями для распространения болезней среди местного населения и в дальнейшем среди бойцов Красной армии. Эпидемия тифа распространялась мгновенно. Ежедневно умирали тысячи человек. Это была настоящая фабрика смерти, хотя и без крематория. Даже в Бухенвальде и Освенциме люди, обреченные на смерть, имели крышу над головой и похлебку.
В Озаричах же люди содержались под открытым небом. Их не кормили, не давали питьевой воды. Категорически запрещалось строить шалаши или землянки, собирать хворост для подстилки, разводить костры. Днем и ночью людей охраняли немецкие солдаты на сторожевых вышках. Когда кто-либо приближался к колючей проволоке, стреляли без предупреждения. Умерших за пределы лагеря никто не увозил – они так и оставались незахороненными.
В ночь на 17 марта фашисты оставили узников и отступили на 7 км на запад. 18-19 марта войска 65-й армии 1-го Белорусского фронта освободили из озаричских лагерей 33480 человек, из них 15960 детей в возрасте до 13 лет, 13072 женщины, 4448 стариков.
В лагерях были уничтожены около 20 тыс. человек. Немало узников, особенно детей, умирало на руках военных, медиков уже после освобождения из лагеря.
Наталья ЛОГУНОВА