• Память о войне не стирается и не тускнеет с годами. Люди, пережившие войну, помнят и бомбежки, и пожары, и голод, и издевательства. И все же самые страшные воспоминания о военных преступлениях всю жизнь хранят люди, чье детство прошло в фашистских концлагерях.

Когда Мария Юрьевна Пинчук попала в фашистский концентрационный лагерь, ей было около семи лет, поэтому те страшные дни она помнит отрывками – только самые яркие эпизоды, раз и навсегда врезавшиеся в память. Но и этих воспоминаний достаточно, чтобы понять, какие жуткие испытания выпали на долю тех, кто в годы Великой Отечественной войны оказался на оккупированной немцами территории.

Родилась Мария Пинчук в 1936 году в крестьянской семье. Довоенное детство провела в деревне Малые Литвиновичи Октябрьского района, что буквально в 10 километрах от печально-известного концлагеря смерти «Озаричи». С началом войны отца забрали на фронт, а мать с четырьмя детьми осталась в деревне. Мария была старшей. Несчастье настигло их семью в марте 1944-го, когда в один из дней немцы и полицаи нагрянули в деревню и принялись выгонять жителей на улицу. Они выстроили сельчан в колонну и под прицелом автоматов погнали в «Озаричи».

– Спустя восемь десятилетий не могу забыть той ужасной картины: втоптанные в грязь тела, по которым проезжают немецкие машины. Моя мать несла на руках брата и сестру, бабушка – новорожденную малышку. Помню, как мать стала спотыкаться от усталости, и тогда немец заставил ее положить сестру под дерево у обочины. К счастью, кто-то из пленных из другой колонны подобрал ее и принес в лагерь. Там мы смогли ее найти. Помню, как постоянно раздавались голоса матерей и детей, потерявших друг друга в пути, – вспоминает Мария Юрьевна.

Именно эти пленные первыми прибыли в лагерь смерти и пробыли в нем вплоть до освобождения. В болотистом лесу узники жили на обнесенной колючей проволокой территории прямо под открытым небом – бараки были предусмотрены только для немцев. Спали на голой земле. За попытки развести костер или даже просто подстелить ветки безжалостно расстреливали.

– Мы все были как стадо животных в загоне. Под ногами – промерзлая болотная жижа, над головой – небо. И всё. Вокруг лежали штабеля трупов высотой в человеческий рост. За ними мы прятались от пронизывающего ветра и метели. До сих пор не понимаю, как мы смогли выжить в тех нечеловеческих условиях. Страдания людей, умиравших сотнями в день от голода и холода, мне не забыть никогда. Я вот даже и вспомнить не могу, что мы тогда ели. Приехала один раз машина с хлебом. Мы тифозные – немцы не хотели заразиться. Кинут буханку хлеба, и люди на нее бросаются. Кто сколько ухватил, тут же съел. Разошлись, а там несколько трупов. Притоптали… Дошло до того, что живые завидовали мертвым – они отмучились, а нам еще мучиться. И сколько – неизвестно, – дрожащим голосом говорит наша собеседница, а руки украдкой тянутся к глазам.

После освобождения они вернулись домой. В родном селе, по словам Марии Юрьевны, не осталось ни одного целого дома: гитлеровцы растащили их на бревна, чтобы сделать дорогу при отступлении. Жить первое время пришлось в землянке, совсем плохо было с едой. Земля вокруг деревни была усеяна минами, так что пахать её было невозможно. Мария с матерью ходили на льнозавод и потом пекли из жмыха, оставшегося после производства льняного масла, хлеб.

К счастью, живым вернулся с фронта отец. Отстроили дом, завели хозяйство. В послевоенное время в их семье родились еще шестеро детей. Сама Мария закончила семь классов школы и всю жизнь трудилась в колхозе. «Была и дояркой, и свинаркой», – шутит Мария Юрьевна. Девушка мечтала поступить в Мозырьский медтехникум, но не было даже приличной одежды, чтобы уехать из деревни: одежду шили из самотканого полотна, на ногах – “морщаки” из резиновых покрышек. Да и документы в колхозе отдавать не хотели – нужны были рабочие руки.

Мария вышла замуж, родила двух дочек. Дочки переехали на Будакошелевщину: одна живет в Коммунаре, другая в Уваровичах. А в 67 лет, когда у Марии Юрьевны сильно пошатнулось здоровье, дети забрали ее к себе. К слову, операцию женщине сделали бесплатно, как узнице концлагеря.

В ее доме всегда чисто и море цветов. В свои годы она еще продолжает работать в огороде. «Не могу без работы, я тогда болею», – говорит женщина.

Но до сих пор она не может забыть тех ужасов, которые пережила в детстве.

– Не хотелось бы вспоминать, но никуда не денешься: детская память цепкая. Иногда говорят: «А что там такого? Лагерь существовал всего 10 дней». Если бы мы там пробыли еще два дня, не было бы кому сегодня рассказывать про «Озаричи». Мы там не жили, а потихоньку умирали. Изначально я не могла даже слушать немецкую речь. Но прошло время, и я нашла в себе силы простить немецкий народ, но забыть не смогу никогда.

«Озаричи» был единственным лагерем, где мирное население содержалось в болоте, без крова, тепла и пищи. В лагере нацистами было уничтожено почти 20 тысяч мирных жителей. Более 50 тысяч женщин, детей и стариков, зараженных тифом и умирающих под открытым небом, должны были вызвать эпидемию в наступавших советских войсках.

Выжившие в этом аду на болотах дети сегодня уже седовласые пенсионеры, но спустя столько десятилетий помнят тот жуткий март. Им повезло вернуться домой живыми, пройдя через все круги уготованного фашистами ада. Их воспоминания о трагических военных событиях отчетливо дают нам понять, какое это счастье – жить без войны, под мирным небом, в дружбе и согласии.

Ирина ШУТОВА
Фото автора