Идет время, но рассказы о Великой Отечественной войне и тех страданиях, которые она принесла советскому народу, передаются из поколения в поколение. К сожалению, участников и очевидцев тех страшных событий, хранящих в своей памяти и сердце воспоминания о том времени, с каждым годом остается все меньше. Вот уже нет с нами и Нины Ивановны Костюченко, но остались ее воспоминания. Они бесценны.
Тяжёлые испытания выпали и на долю нашей следующей героини – Нины Ивановны Костюченко из агрогородка Губичи. Этой прекрасной женщине довелось пережить и младенческие годы в концлагере, и непростое послевоенное детство, и чернобыльскую трагедию с последующим переселением. Впрочем, обо все по порядку.
– Моя мама, Ольга Дмитриевна, родилась и росла в деревне Кулажин тогда еще Полесской области. Рассказывала, что населенный пункт, как и многие на Полесье, был окружен лесами, где дислоцировались партизанские отряды. В 1943 году на них была организована облава карательного отряда. Местное население об этом успели предупредить, однако многим жителям не удалось избежать гибели, их согнали в сарай и подожгли. Впрочем, сожжены тогда были и наша деревня, и соседние. Некоторые, в том числе и мои совсем юные на тот момент родители, успели, бросив все пожитки, убежать и спрятаться в лесу, – рассказывала Нина Ивановна.
Однако лес не смог уберечь людей от тяжелых испытаний, в том числе и от угона в Германию: молодежь, как и сотни тысяч советских людей, погрузили в товарные поезда и отправили на работу в Германию. Бабушка Нины Костюченко вместе с сыном и внучкой оказалась в частном домовладении, где выполняла всевозможные работы по хозяйству. Потом она часто вспоминала, что, по сравнению с другими пленными, к ним относились по-человечески, не истязали и помогали кормить деток. А когда появились первые сообщения о том, что немцы отступают, хозяйка, видя страдания бабушки нашей героини, отвела ее тайком, включила радио, где говорили о приближающейся победе советских войск.
Родителей нашей героини судьба разлучила, однако вместе с мамой, Ольгой Дмитриевной, оказался 10-летний брат отца, Ивана Ефремовича. Работать им пришлось возле Дрездена, на военном подземном заводе, где размещались вражеские самолеты. Жить пришлось в бараках за колючей проволокой. Ольгу Дмитриевну и других молодых девушек «гоняли» доить коров и заниматься прочей хозяйственной работой. Деток постарше использовали как доноров крови для немецких солдат.
– Родилась я за колючей проволокой в 1944 году. Мама была постоянно на работах, и выросла я, по сути, у папиного брата на руках, который сам еще был ребенком. Мама вспоминала, что детки постоянно плакали, еды нам практически не давали, и ей приходилось пережевывать свеклу и кормить меня этой кашицей. Когда мы вернулись из Германии, я была, как говорят в народе, только кожа да кости. Наверное, поэтому впоследствии всегда чувствовала себя немножко голодной и любила хорошо и вкусно покушать (улыбается).
Жизнь после возвращения на Родину в победном 1945 году также оказалась очень непростой. Родная деревня Кулажин, как уже было сказано выше, была сожжена фашистскими карателями дотла. Некоторое время мама Нины Ивановны с малышкой на руках находилась у родственников на Брагинщине, а вскорости все же решила вернуться в Кулажин. Там долгое время пришлось жить в землянках, пока не соорудили хоть какое-то мало-мальски пригодное жилье. Становиться на ноги приходилось фактически в одиночку: отца Нины Ивановны сразу после окончания войны отправили в Донецкую область восстанавливать разрушенные шахты, что окончательно ослабило его и без того подорванное в концлагере здоровье. Впрочем, пребывание в концлагере пагубно отразилось на здоровье абсолютно всех членов семьи: отец ушел из жизни в 41 год, мать больше не смогла иметь детей и тоже болела да конца своих дней. Да и сама Нина Ивановна была болезненным ребенком, давало о себе знать эхо фашистской Германии и во взрослой жизни.
Супруга Нины Ивановны, Ивана Прохоровича, также не минули военные действия, только на территории Венгерской Республики, где он в числе сотен советских солдат оказался в эпицентре мятежа осенью 1956 года, за что ему впоследствии присвоено звание участника войны в Венгрии. «Много там наших ребят полегло, ох и много. Да только мало кому известно про это», – с горечью говорила наша героиня.
Довелось Нине Костюченко, уже на то время создавшей свою семью, пережить и чернобыльскую трагедию, которая вынудила их перебраться на Будакошелевщину. К слову, ее сын, Иван Иванович Костюченко, ныне работающий директором Губичской базовой школы, был в числе тех, кто участвовал в ликвидации последствий аварии и затем активно помогал обустроиться соотечественникам на новом месте, в Губичах. Вообще, у Нина Ивановн оставила после себя четверо замечательных детей: трое сыновей и дочь, 9 внуков и 5 правнуков.
Трудовая биография женщины также достойна уважения: работать она пошла в 14 лет, более 40 лет посвятила сельскому хозяйству, за что неоднократно отмечалась наградами различных уровней, в том числе нагрудными знаками «Ударник 9-й пятилетки», «Победитель социального соревнования 1974 года», избиралась депутатом местных Советов.
– Многие детки, которые родились так же, как и я, за колючей проволокой, или попали в лагерь совсем малышами, умерли. А я вот как-то выкарабкалась, – рассказывала собеседница. – Несмотря на выпавшие на мою долю испытания, считаю, что прожила счастливую жизнь. Я «богатая» бабушка, у меня большая дружная семья, которой я очень горжусь. А еще я безмерно благодарна своей матери, что она нашла в себе силы и подарила мне шанс на жизнь.
В отличие от предыдущих героинь, Ефросиния Николаевна Рубанова попала в концентрационный лагерь примерно в возрасте 6-7 лет. И лагерь этот был не на территории Германии, а неподалеку, на Полесье – те самые Озаричи, располагавшиеся в марте 1944 года на территории Домановичского района Полесской области (сейчас Калинковичский район Гомельской области). Состоял комплекс из трех лагерей: первый находился недалеко от местечка Дерть, второй – поблизости от поселка Озаричи, третий – у деревни Подосинник.
За короткое время существования с 10 по 19 марта по приказу 9-й армии вермахта на небольшие площади в болотистой местности было согнано около 50 тысяч людей – жителей Гомельской, Могилевской, Полесской областей Беларуси, а также Смоленской и Орловской областей России. Лагеря такого типа были только в Беларуси. Впервые в годы Второй мировой войны жертв использовали в качестве биологического оружия. Сюда фашисты специально свозили больных сыпным тифом и другими страшными болезнями. Людей заражали с расчетом, что после инфекция перекинется на наступающие части Красной Армии. Впрочем, впоследствии многие солдаты, которые помогали обессиленным узникам озаричских лагерей выбраться из-за колючей проволоки, заболели тифом… И через это пекло довелось пройти матери Ефросинии Николаевны с четырьмя малолетними детьми на руках.
– Родилась я в деревне Гуслище, теперь уж даже и не знаю, какой это район. Тогда это был Домановичский район Полесской области. Там и жила я, пока немцы не налетели, – рассказывает Ефросиния Николаевна. – Воспитывала мама нас одна: отца в 1937 году, в разгар репрессий, отправили в ссылку как врага народа, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Когда его репрессировали, у мамы на руках было трое детей и мною она была беременна. Рассказывала, что на Покров (14 октября – прим.) отца забрали, на Октябрьские (7 ноября – День Октябрьской революции по новому стилю – прим.) родилась я.
Как вспоминает наша собеседница, приход немцев в памяти отложился слабо, слишком быстро развивались события. Помнит, что немцы выгнали людей из домов, ее мама наспех собрала то, что могла унести, и они вместе с другими семьями прятались в подвалах, где хранился картофель. Спать приходилось на голой земле.
– Сколько мы так жили, я уже и не скажу. Помню хорошо, что, как только немцы освободили хату, мама сразу побежала туда, растопила печку, закипятила в бочке воду и замочила нашу одежду. А еще испекла на скорую руку хлеб. До сих пор не понимаю, где она умудрилась найти для него горсточку муки, – говорит Ефросиния Николаевна.
А потом, по словам женщины, все было как в тумане: налетели немцы, выгнали всех на поле за деревней, построили.
– А что мне, ребенку? Я стою, не понимаю, что сейчас будет, то ли постреляют нас, то ли еще что. А старшие дети уже осознавали: будет что-то страшное. И погнали нас… Куда и зачем – Бог его знает. Шли мы так целый день, пока не стемнело, и на протяжении всего пути над нами то и дело пролетами небольшие снаряды. Как мы добрались на место, уже и не припомню, я сразу уснула от усталости. А проснулась от того, что шел снег. Мы, как и все люди, которых согнали сюда, размещались просто на земле, под открытым небом.
Это потом, спустя годы, из маминых рассказов Ефросиния Николаевна узнала, что десять жутких дней они находились в конц-лагере с леденящим душу названием Озаричи. А на то время совсем еще девчушка знала только, что вокруг беспросветный холод, голод, измученные до крайности женщины, дети и старики. Люди ходили как тени, еле передвигая ноги, и говорили еле слышно обессилевшим голосом. Многие потеряли способность двигаться, потеряли сознание и просто лежали в липкой студеной грязи. Мартовская оттепель сменилась сильными морозами, люди замерзали. Трупы лежали через каждых несколько человек. Немецкие солдаты и полицаи врывались в лагерь и заставляли несчастных снимать обувь, пальто, остатки одежды. Здесь же, в лагере, немцы насиловали девочек…
– Еды нам, конечно, не давали, люди питались тем, что успели припрятать в одежде. Воду нам брать тоже не разрешали: что было под ногами, то и пили. Помню, мама где-то добыла горстку грибочков, умудрилась разжечь небольшой огонь и приготовила их в талой воде, – украдкой вытирая слезы, рассказывает Ефросиния Николаевна.
Советская разведка наткнулась на комплекс лагерей 18 марта 1944 года. Многих пленных солдатам пришлось выносить на себе. Большая нагрузка легла тогда на плечи военных медиков 1-го Белорусского фронта. Была создана карантинная зона, развернута сеть госпиталей, дезинфекционных пунктов, амбулаторий. Во время освободительной операции из концлагеря вывели 33480 человек, из них 15960 детей в возрасте до 13 лет, 13072 женщины и 4448 стариков. Ефросиния Николаевна вспоминает, что солдаты плакали, когда видели опухших от голода маленьких деток с обмороженными ручками и ножками. Среди тех, кому удалось выжить в этом десяти-дневном аду и вернуться домой живыми, была и Ефросиния Рубанова.
…Нет ничего страшнее войны, которая отнимает жизни и ломает человеческие судьбы. Но даже в это ужасное время, когда кругом голод и разруха, находится место для проявления светлых человеческих чувств, дающих рождение новой жизни.
